Действительно ли мы понимаем евангельские притчи, или нам это только кажется? Большинство притч являются наиболее знакомой частью Библии, потому что у многих людей они на слуху с детства. Нам часто кажется, что если мы знаем сюжет какой-либо притчи, мы автоматически понимаем её суть. И даже если мы забудем его, нам на помощь придёт название раздела в Good News Bible (и некоторых других версиях). Данная статья ставит целью усомниться в некоторых из этих положений; мы разберём сами притчи, особенно притчи из Евангелия от Луки, и посмотрим, какие средства они предлагают для того, чтобы мы лучше их поняли. В частности мы рассмотрим начальные фразы притч как приём, который автор повествования использует, чтобы указать на то, что с его точки зрения в притче является главным.
Что такое притча? Поскольку мы не располагаем общепринятым определением, то начнём с того, что рассмотрим все отрывки из Евангелий от Матфея, Марка и Луки, которые можно назвать притчами. Для нас важнее не упустить то, что может иметь к ним отношение, чем включить элемент, который, возможно, притчей не является. Так или иначе, границу между притчей и распространённой метафорой установить довольно сложно, поэтому границы настоящего исследования могут в определённой степени произольными. Список отрывков, которые предназначены для анализа, приведён ниже. В данном списке параллельные отрывки приведены в параллельных колонках. Ссылки даны в том порядке, в котором притчи расположены в Евангелии от Луки, поскольку именно это Евангелие является основным предметом анализа. Порядок расположения отрывков из Евангелий от Матфея и Марка максимально приближен к библейскому.
Матфей Марк Лука Название притчи
9:16--17 2:21--22 5:36--39 новая одежда и новое вино
7:24--27 6:47--49 дом на камне
11:16--17 7:31--32 играющие дети
7:41--42 два должника
13:1--9 4:1--9 8:4--8 сеятель
4:26--29 семя, прорастающее тайно
13:24--30 сорняки
10:29--37 добрый самарянин
11:5--8 друг, пришедший в полночь
12:16--21 богатый глупец
13:6--9 смоковница, не приносящая плода
13:31--32 4:30--32 13:18--19 горчичное зернышко
13:33 13:20--21 закваска
13:44--46 спрятанное сокровище и жемчужина
13:47--50 невод
22:1--14 14:15--24 большой ужин
18:10--14 15:3--7 пропавшая овца
15:8--10 потерянная драхма
15:11--32 блудный сын
16:1--9 неверный управитель
16:19--31 богач и Лазарь
18:1--8 несправедливый судья
18:9--14 мытарь и фарисей
18:22--35 непрощающий раб
20:1--16 работники в винограднике
25:14--30 19:11--27 десять мин
21:28--32 два сына
21:33--46 12:1--12 20:9--19 злые виноградари
24:32--36 13:28--32 21:29--33 смоковница
24:45--51 добрые и злые рабы
25:1--13 десять дев
В Евангелии от Марка содержатся только семь притч, и хотя первые строки некоторых из них похожи по своему лексическому составу на Евангелия от Матфея и Луки, количество примеров слишком незначительно, чтобы выявить какую-либо чёткую внутреннюю закономерность, поэтому мы оставим их в стороне.
Основное внимание Евангелия от Матфея направлено на Царство Небесное, что отражено в 10 притчах из 21. 7 из этих 10 притч встречаются в 9 притчах, которые изложены только в Евангелии от Матфея. Во всех 10 случаях используется одна из смысловых разновидностей слова "подобно" или глагола "уподоблю", что характерно и для двух других случаев (7:24; 11:16). Две притчи содержат вопрос "Как вам кажется?" (18:12; 21:28). В 15 притчах есть слово "человек" и/или эквивалент этого слова, например, "дети" (11:16), "женщина" (13:33), "купец" (13:45), "царь" (18:23; 22:2), "хозяин дома" (20:1; 21:33), "раб" (24:45), "девы" (25:1), но лишь в одном случае мы находим форму неопределённого местоимения tis "он, некто, любой" (18:12). Встречается также одно употребление oudeis* "никто", которое можно считать отрицательным эквивалентом (9:16), и его повторение понятно сразу в следующем стихе (9:17, сравни Мк 2:22; Лк 5:31). 12 притч следуют за тематическим словом начальной фразы, используя одну из форм слов "кто" или "кто-либо", включая 6 из 9 притч, которые изложены только в Евангелии от Матфея. Если мы попробуем представить начало каждой притчи Евангелия от Матфея в виде формулы, то она будет содержать 4 возможных элемента:
+ + + +
- подобно - Царство - человек - который
Из 21 притчи в 7 содержатся все четыре элемента, в пяти следующих --- три. Из 9 притч, которые изложены только в Евангелии от Матфея, в 4 содержатся четыре элемента и в 3 --- три. Из 6 притч, которые встречаются и в Евангелии от Матфея, и в Евангелии от Луки, в двух притчах есть все 4 элемента, и в двух других --- три. Из 4 притч, которые есть в текстах всех трёх Евангелий, лишь одна содержит все четыре элемента. Таким образом, несмотря на то, что мы не можем определить обязательные элементы для структуры притчи в Евангелии от Матфея, мы можем сказать, что чем больше притча характерна именно для Евангелия от Матфея, тем больше для неё справедлива вышеуказанная формула. Всего лишь 2 из 21 притчи не содержит не одного из этих типичных элементов, и неудивительно, что они обе встречаются во всех трёх синоптических Евангелиях (13:3; 24:32).
Мы можем подвести итог нашим наблюдениям над притчами из Евангелия от Матфея, процитировав одну из семи фраз, открывающих притчу и типичных для Евангелия от Матфея: Царство Небесное подобно царю, который... (18:23).
Евангелие от Луки содержит 24 притчи: 6 из них совпадает по содержанию с Евангелиями от Матфея и Марка, 12 же принадлежит исключительно Евангелию от Луки. В отличие от Евангелия от Матфея, Лука упоминает о Царстве только дважды (13:18, 20), а формулу "подобно" использует только пять раз (6:47, 49; 7:31; 13:18, 20); причём в притчах, принадлежащих только Евангелию от Луки, не встречается ни одного из этих употреблений. Излюбленной формой данного Евангелия является "человек" и некоторые другие эквиваленты ("дети" , 7:31; "два должника" 7:41; "женщина", 13:20; 15:8; "судья", 18:2; "вдова", 18:3; "два человека" 18:10), которые встречаются в 17 притчах (в трёх из них дважды), и в двух других подразумеваются (11:5; 13:6). Также используется форма неопределённого местоимения "некто" или неопределённого прилагательного "некий" девять раз, причём в одном случае она не является текстуально достоверной (20:9). Слово "никто", которое является отрицательным эквивалентом "некто", встречается три раза (5:36, 37; 9:62). Различные формы вопросительного слова "кто?" встречаются три раза (11:5; 15:4, 8).
Таким образом, основной чертой открывающих притчи фраз является наличие слова "человек" или его эквивалентов. Оно встречается в 2 из 6 притч, содержание которых одинаково во всех трёх Евангелиях, и во всех из 6 притч, где Евангелие от Луки совпадает только с Евангелием от Матфея; из 12 притч, принадлежащих лишь Евангелию от Луки, оно явно встречается в 9 и имплицитно присутствует в 2 из оставшихся 3. В 3 притчах, текст которых является общим по содержанию для Евангелий от Луки и от Матфея или от Луки и от Марка, автор Евангелия от Луки использует формулу "один человек" или "некоторый человек" там, где другое Евангелие использует какое-то иное средство (14:16; 19:12; 20:9). Таким образом, мы можем сделать вывод, что, хотя мы не можем воспроизвести формулу для Евангелия от Луки, как мы сделали выше для Евангелия от Матфея, мы можем сказать, что в Евангелии от Луки как общий для всех Евангелий материал, так и собственный Луки несёт отпечаток индивидуального авторского стиля.
Лука является одним из первых евангелистов, о ком мы можем с определённостью сказать, что его родным языком был греческий. Никто не станет спорить с тем, что греческий язык, на котором написано Евангелие от Луки, является самым отточенным. Поэтому вполне разумно предположить, что такое владение языком подразумевает полное знание особенностей текста. По всей видимости, если Лука выбирает в качестве начальной фразу "один человек" или "некоторый человек", то такое предпочтение может быть продиктовано желанием ввести главную тему притчи в первом её слове или в начальной ффразе. Мы можем проверить наше предположение, проанализировав притчи более подробно.
ГРУППА (А) Мы начинаем с группы притч, где выявление темы с первых слов текста не вызывает сомнений и подтверждает общепринятые толкования.
(1) 16:19--20 "Некоторый человек был богат...Был также некоторый нищий..."
Вполне очевидно, что внимание в этой притче сконцентрировано на двух персонажах и на их сравнении, что отражено в том, как они вводятся в текст. Основное внимание направлено на богача, а бедняк упоминается лишь мельком, чтобы указать на контраст между ними. Повествовательная часть притчи заканчивается на 16:22, где в фокусе внимания опять оказывается богач.
(2) 18:2--3 "в одном городе был судья... В том же городе была одна вдова..."
Данная притча построена на аналогии, смысл которой изложен в 18:6--8. Основное внимание направлено на судью и его отношение, и мы можем заметить, что притча проходит полный цикл и завершается, когда судья в 18:5 повторяет последнее слово "мне".
(3) 12:16 "у одного богатого человека был хороший урожай..."
Внимание в этой притче сосредоточено скорее на самом человеке, чем на его урожае. Таким образом, выражение "один человек" помещено в начало, несмотря на то, что оно не является грамматическим подлежащим предложения. Мы ещё раз можем отметить, что этот человек также упоминается в последнем предложении притчи (12:20).
(4) 13:6 "некто имел...смоковницу"
Совершенно очевидно, что главным в притче является дерево, а не человек, и в греческом тексте слово "смоковница" помещено в начале, несмотря на то что оно не является подлежащим прдложения. Использование слова "некто", а не, например, "один человек" используется, возможно, потому, что человек не находится здесь в центре внимания. Обратите внимание также на то, что последнее слово этой притчи тоже обозначает дерево ("её", 13:9).
(5) 18:10 "Два человека" (в греческом языке порядок слов такой: "человека два".)
В центре повествования находятся оба человека, но всё же основное внимание сосредоточено на том, кто упомянут вторым. Двойной фокус, возможно, совпадает с введением обоих в одну фразу прежде, чем будет сказано о каждом в отдельности как об "одном" и "другом" (сравните: "два сына...младший...старший" 15:11, 12, 25). Оба сына снова упомянуты и в последнем предложении, в котором они противопоставлены.
(6) 7:41 "два должника"
Обратите внимание, что в данном примере порядок слов отличается от того, который был в предыдущем примере. Почему здесь вначале идёт слово "два"? Возможно для того, чтобы скрыть, какой именно должник является центром рассказа. Оба из них подразумеваются в слове "обоим" в конце притчи. Иисус просит Симона, который слушал притчу, решить, какому человеку уделено больше внимания: "который из них...?"(7:42). Такой порядок слов противопоставляется порядку слов в Евангелии от Матфея в такой же притче: "два сына (в греческом "сына два") ...Который из двух...?"(Мф 21:28, 31).
ГРУППА (Б) состоит из трёх притч (или, возможно, только двух), которые вводятся отрицательным местоимением "никто", равнозначному фразе "не было ни одного человека".
(1) 5:36 Поскольку первым словом является грамматическое подлежащее "никто", т. е. человек, которого нет, нам, по всей видимости, следует разобраться в том, какой элемент предложения окажется в центре внимания в следующей фразе. Им является часть предложения "отодрав от новой одежды". И она же повторяется в конце притчи "и новую раздерёт". Поэтому в данном случае внимание направлено на заплату.
(2) 5:37 Здесь за отрицательнам местоимением "никто" следует глагол "не вливает", который мы опять встретим в заключительной фразе "должно вливать". В данном случае всё внимание сосредоточено скорее на событии, а не на его участниках.
(3) 9:62 Возможно, мы должны включить этот стих, хотя он настолько короткий, что может возникнуть сомнение в том, может ли он вообще считаться притчей. В этом примере за словом "никто" следует причастие "возложивший", но оно никак не перекликается с концом предложения. Это обстоятельство может указывать на то, что в данном случае мы не имеем дело с притчей.
ГРУППА (В) состоит из трёх притч, которые также включают в себя отрицательные суждения, но не в форме утверждений, а в форме вопросов, ответ на которые будет очевиден --- "никто". (1) 11:5 "Кто-нибудь из вас, имея друга...?"
По всей видимости, вопросительная форма указывает на то, что произойдёт что-то нелепое и смешное (срав. Kenneth E. Bailey: Poet and Peasant, Grand Rapids: Eerdmans 1976). Полностью понять притчу мы можем в конце 11:7, когда в 11:8 Иисус даёт объяснение, которое вводится фразой "Говорю вам". Таким образом, последним словом притчи является "тебе", которое можно считать слабым эхом "вас" во фразе "кто из вас" в начале притчи.
(2) 15:4 "Кто из вас, имея сто овец...?"
Снова воображаемая ситуация выглядит абсурдной, и опять мы отвечаем "никто". Притча заканчивается стихом 15:6, а в стихе 15:7 мы снова слышим слова Иисуса "Говорю вам". Между началом и концом здесь не прослеживается прямой связи. Несмотря на то, что в стихе 11:5 вопросительное слово "кто?" стоит одно, в 15:4 это то же греское слово, за которым следует слово "человек". Возможно данный приём используется здесь для того, чтобы указать на противопоставление с "какая женщина...?" в 15:8.
(3) "Какая женщина, имеющая десять драхм...?"
Опять в притче описывается невероятная ситуация, и опять ответом на вопрос будет слово "никакая". Притча заканчивается на стихе 15:9, пояснение Христа вводится в 15:10 фразой "Говорю вам". В этом случае также нет прямой связи между началом и концом.
Для этой группы притч труднее определить, на что направлено основное внимание. Возможно главный акцент делается не на какой-либо определённый элемент притчи, а на вопросительную форму, поскольку "кто" или "какой" является в каждом случае первым словом. Использование вопросов, а не отрицательных утверждений пробуждает читательское внимание и делает читателя участником событий. (Сравните вопросительную форму "Как вам кажется?" в Мф 18:12; 21:28. В обоих случаях за притчей следуют слова "истинно говорю вам".)
Мы можем заметить изменение в порядке слов в греческом тексте от "имея сто овец" в Лк 15:4 до буквально "драхм имеющая десять" в 15:8. Возможно это происходит потому, что две притчи объединены в одну. Первая описывает ситуацию утраты/нахождения, а вторая помещает дополнение в начало, чтобы изменить место повествования, а не само событие.
Наконец, хотя в двух из трёх случаев не прослеживается прямой связи между началом и концом притчи, мы можем отметить, что в этих двух случаях, человек, на которого указывает вопрос "кто?", является автором последних слов и обращается к себе в 15:6 и 15:9 от первого лица.
ГРУППА (Г) включает в себя притчи, в которых нам может потребоваться по-иному взглянуть на фокус повествования, в отличие от того, как мы делали это в предыдущих группах, особенно в группе (а).
(1) 10:30 "некоторый человек шёл..."
Эту притчу мы всегда называем Притчей о добром Самарянине, однако, если первые слова действительно указывают на то, что должно находиться в фокусе нашего внимания, то нам следовало бы назвать её "Притча о человеке, которого ограбили". Заметьте, что такое название подходит и для окончания притчи, которое вновь указывает на жертву в словах "ближний попавшемуся разбойникам" (10:36). В этом последнем предложении Иисус просит законника решить, который из троих прохожих поступил правильно. То есть, он использует форму вопроса, чтобы посмотреть, какова будет реакция слушающих Его людей как и в группе (в). Законник задал вопрос "а кто мой ближний?", чтобы несколько конкретизировать вопрос. Христос же рассказал эту притчу, наоборот, чтобы расширить границы ответа и дать возможность законнику ответить на него, предложив последний вопрос. Если в заглавии раздела мы называем эту притчу "Добрый Самарянин", мы раскрываем ответ на этот ключевой вопрос в самом начале и лишаем притчу её основной интриги.
(2) 14:16 "один человек сделал большой ужин..."
Мы называем эту притчу Притчей о большом пире, однако, если учитывать правила, согласно которым повествование строится в других притчах Евангелия от Луки, основное внимание должно быть направлено на того, кто этот пир устраивал. Если мы посмотрим на конец притчи, мы увидим словосочетание "мой ужин" (14:24). Согласно синтаксису греческого языка, постановка слова "мой" в начало данного выражения идёт в разрез с обычным порядком слов, поэтому данный приём может быть использован для того, чтобы поместить это слово в фокус читательского внимания. Следовательно, более точно суть этой притчи могло бы выразить название "Притча о настойчивом хозяине".
(3) 15:11 "у некоторого человека было два сына"
Эту притчу мы традиционно называем Притчей о Блудном Сыне, однако, согласно тому, какими словами открывается притча, в центре внимания находится отец. Это положение подтверждается и тем, что в конце каждой части этой двусоставной притчи мы находим слова отца. Бейли (Bailey, см. выше) показывает, что в действительности в этой притче в центр внимания поставлена любовь отца к обоим сыновьям, и тот факт, что именно отец упоминается в начале и в конце повествования, подтверждает это.
Хотя начало двух предыдущих притч, рассмотренных в данной главе, отличается по своей структуре, возможно, нам следует подумать над тем, не нужно ли подобрать для них другое название. В виду того, что все притчи в Лк 15 тесно связаны между собой, возможным вариантом названия могли бы быть "Настойчивый пастух", "Настойчивая жена" и "Настойчивый отец".
(4) 16:1 "один человек был богат и имел управителя"
Мы называем эту притчу Притчей о Неверном Управителе, однако, начало притчи говорит скорее о том, что в центр внимания помещён хозяин. Это подтверждает и конец притчи, где повествование вновь возвращается к хозяину и тому, как он оценивает поведение управителя. Фигура управителя дана для того, чтобы на её фоне подчеркнуть мягкость хозяина. Поэтому эту притчу лучше было бы озаглавить "Притча о милосердном хозяине".
(5) 19:12 "некоторый человек высокого рода"
Мы называем эту притчу Притчей о Десяти Минах, несмотря на то, что в центре внимания оказывается человек благородного происхождения. Это доказывает и тот факт, что в конце притчи он не только говорит, но и называет себя в последнем слове. В данном случае нельзя с уверенностью сказать, какое название для притчи было бы наиболее приемлемым, но поскольку она соединяет две изначально отдельные истории, это не вызывает удивления. Единственным описанием "человека", которое мы встречаем в этой притче, является сообщение о том, что он был "высокого рода". Складывается впечатление, что это никак не связано с чем-либо в повествовании, но возможно, возникает из контекста. Христос пытается остудить распространённые в то время ожидания апокалипсиса (19:11), и в подобных условиях не может назвать Себя, т.е. Того, Кто стоит за образом этого человека, "царём". (Сравните "царство" в 19:12, 15 и "царствовать" в 19:14). Возможно, выражение "высокого рода" используется в значении "следущего лучшего", что намекает на Его истинный статус. Следующим словом является "отправлялся в дальнюю страну", что говорит об отсутствии этого человека (сравните "отправляясь в чужую страну" в параллельном отрывке в Мф 25:14). Возможным названием для притчи могло бы стать "Отсутствующий человек высокого происхождения", но нельзя сказать, что оно совершенно подходит для неё, поскольку основные события разворачиваются после его возвращения! Содержание притчи более точно может выражать название "Человек высокого происхождения, проводящий проверку", хотя оно не вытекает из начала притчи в отличие от предыдущих притч. В параллельном месте в Евангелии от Матфея основное внимание направлено на проблему верности (Мф 24:45--51), чего нельзя сказать об Евангелии от Луки. В любом случае, хотя мы не можем предложить сейчас готовое решение, мы, по крайней мере, можем сказать, что общепринятое название не совпадает с тем, на что направлен фокус внимания, как показано в начальных словах.
(6) 20:9 "один человек насадил виноградник"
Этот случай является единственным, когда слово tis* "один (некий)" не является текстуально определённым. Его использование во многих других притчах Луки, конечно же, говорит в пользу того, что оно сюда включено. Мы называем эту притчу "Притчей о Виноградарях", однако, первые строки её предполагают, что фокус внимания сосредоточен в большей степени на хозяине, чем на винограднике и виноградарях, что могло бы быть более точно отражено в названии. В этой связи необходимо отметить, что и Лука и Матфей изменяют порядок слов, который мы находим у Марка, и ставят в начале "человека". (В Евангелии от Марка первым словом притчи становится "виноградник"). Лука идёт дальше и выводит виноградник из центра внимания, опуская все подробности его организации (Мф 21:33; Мк 12:1).
Служит ли подсказкой в данном случае конец притчи? Это зависит от того, где мы определяем этот конец. Вероятнее всего он находится в 20:15, где Христос задаёт вопрос, который заставляет слушателей подумать о том, как можно применить эту притчу (сравните с 10:36). Если мы принимаем это, тогда мы можем отметить, что здесь в Евангелии от Луки вопрос звучит следущим образом: "Что сделает с ними господин виноградника?", причём именное словосочетание, которое указывает на хозяина, стоит в конце притчи. В Евангелии от Матфея, наоборот, мы читаем "Что сделает он с этими виноградарями?" Матфей хочет, чтобы ответ на вопрос дали слушатели (21:41), что подтверждает мысль о том, что притча заканчивается вопросом. Лука, как и Марк, строит повествование таким образом, чтобы Христос сам ответил на этот вопрос (Мк 12:9; Лк 21:16).
ГРУППА (Д) состоит из пяти евангельских отрывков (6:47, 49; 7:31; 13:18, 20), в которых Лука использует формулу "подобно". В этих притчах между началом и концом не прослеживается никакой связи. Все из них содержат ту или иную форму слова "кто" или "который", например, в 16:1. Все содержат слово "человек" или его эквивалент, но ни в одной из них не встретишь слова "некий", потому что оно оказывается ненужным, когда "человек" не находится в фокусе внимания. Ни одна из перечисленных притч не принадлежит исключительно Евангелию от Луки.
Как в Евангелии от Матфея, так и в Евангелии от Луки притчи чаще всего имеют типичное начало, причём данная тенденция прослеживается тем ярче, чем более индивидуальным является материал для каждого Евангелия. Те притчи, сюжетная линия которых совпадает во всех трёх Евангелиях, имеют максимально отличное от друг друга начало. На самом деле, эта небольшая группа, состоящая из шести притч, включает две притчи, начало которых не располагает ни одной из особенностей, характерных для других притч из Евангелий от Матфея и от Луки. Одна из названных притч --- Мф 13:3 = Мк 4:3 = Лк 8:5, вторая --- Мф 24:32 = Мк 13:28 = Лк 21:29. Возможно, на этом основании данные притчи вообще не следует называть "притчами", хотя удивительным представляется тот факт, что одна из них включает так называемую "Притчу о сеятеле", которая обычно считается наиболее ярким примером этого жанра повествования.
Притчи, характерные для Евангелия от Луки, показывают сильную тенденцию к увязыванию начала и концовки, и такое возвращение к началу является важной текстовой особенностью, которой автор Евангелия от Луки владеет лучше, чем Марк или Матфей. Если мы уделим этой проблеме чуть больше внимания, чем раньше, это повлияет на наше восприятие некоторых притч. Мы вынуждены будем предлагать альтернативные названия или подзаголовки для многих из них. Если же мы будем разбирать притчу под другим названием, то это, в свою очередь, определит наш подход к её структуре при переводе.
В заключении можно сделать вывод, что Лука более искусно использует жанр притчи в своём повествовании, чем Матфей и Марк. Матфей, который устанавливает шаблон "Царство...подобно...", по всей видимости, даёт ключ к переводу в самом начале притчи. Лука избегает использовать данный приём, чтобы не исчезла интрига рассказа. То, что две наиболее известные и любимые притчи пришли к нам из Евангелия от Луки, конечно, не является случайностью.
Более полную версию этой статьи можно найти в книге "I Must Speak to You Plainly": Essays in Honor of Robert G. Bratcher. Carlisle, UK, Paternoster Publishing